Почему границы Армении обеспокоили Иран?

Подписание Россией, Арменией и Азербайджаном трехстороннего соглашения о прекращении военных действий в Нагорном Карабахе не поставило точку в решении конфликта. Напряженность на армяно-азербайджанской границе обеспокоила Иран, для которого и Армения и Азербайджан являются основными партнерами.

Подписание Россией, Арменией и Азербайджаном трехстороннего соглашения о прекращении военных действий в Нагорном Карабахе не поставило точку в решении конфликта. Напряженность на армяно-азербайджанской границе обеспокоила Иран, для которого и Армения и Азербайджан являются основными партнерами.

Что же вынудило Иран в очередной раз после завершения 44-дневной карабахской войны, категорично выступить с заявлением о том, что территориальная целостность Армении является «красной линией» для Тегерана (такие заявления звучали от главы МИД Исламской Республики Саид Хатибзаде в начале мая — прим. ИА Красная Весна), при том, что во время карабахской войны Иран поддерживал Азербайджан?
Какие планы у Ирана на Армению и каково реальное отношение иранских властей к Турции? На эти и другие вопросы относительно видения сложившейся в регионе ситуации ИА Красная Весна ответила профессор Института востоковедения, Российско-Армянского университета в Ереване Виктория Аракелова.

ИА Красная Весна: Как вы считаете, почему Иран демонстративно поддерживал Азербайджан во время карабахской войны?

Виктория Аракелова: Формальная поддержка Ираном Азербайджана в Арцахской войне не является чем-то из ряда вон выходящим. Иран сформулировал свою официальную позицию по данному вопросу еще на раннем этапе противостояния: проблема рассматривается в рамках целостности Азербайджанской Республики, но при этом мирный путь урегулирования конфликта указывается как единственно возможный. В основе этой внешней, видимой стороны дела, лежат два основных фактора.

Во-первых, прагматичная, с политической точки зрения, осмотрительность Ирана в признании любого субъекта, возникшего в результате недавних политических развитий. Подход этот обусловлен, прежде всего, резким неприятием любых процессов, которые могут быть истолкованы как сепаратизм: Ирану постоянно приходится противостоять привносимым извне (в том числе, кстати, из Азербайджанской Республики и Турции) сепаратистским настроениям. И хотя степень сепаратизма в Иране в целом многократно преувеличена сомнительной экспертизой, тем не менее, страна чутко реагирует на все нюансы, связанные с данной проблемой.

Второй формальный фактор — взгляд Ирана — шиитского гиганта — на Азербайджанскую Республику как на шиитского соседа. Для теократического шиитского государства с весомым влиянием духовенства данная позиция, во всяком случае — внешняя, официально озвучиваемая, выглядит естественной.

Кроме того, территория сегодняшней Азербайджанской Республики — сегмент южно-каспийского континуума, который в Иране все еще воспринимают как часть своего естественного культурно-исторического пространства. И несмотря на то, что уже два столетия здесь царит иная политическая реальность, инерция «гюлистанского или туркменчайского синдрома» сохраняется и, в ракурсе современной Realpolitik, проявляется в желании «удержать Азербайджан» хотя бы отчасти в своей культурной/религиозной орбите. Подход этот в чем-то сродни взгляду России на Азербайджан как на постсоветскую республику, которую «нельзя отпускать в объятия Турции».При этом любому здравомыслящему человеку очевидно, что заданный этому закавказскому краю более столетия назад османский вектор давно вывел его из иранской орбиты, как и заданный уже в независимом Азербайджане неоосманский вектор вывел его из орбиты российской.

Баку умело манипулирует этими синдромами, выстраивая отношния с обоими государствами, получая пока что по максимуму от обоих. Играя роль «шиитского соседа», Азербайджан по сути привнес в регион радикальный ислам и способствует укоренению салафизма (салафизм — это радикальная форма суннитского ислама — прим. ИА Красная Весна) на своей территории. А изображая «постсоветскую республику» с эдаким русско-ориентированным обществом, привел в регион Турцию, вытеснив Россию из ее исторического домена.

Следует, наконец-то, принять как постулат: сегодняшняя Азербайджанская Республика — осколок Турции, и перестать быть таковым он сможет только в случае, если сам Азербайджан или Турция будут переформатированы как государственные образования.

Возвращаясь непосредственно к вопросу, следует отметить и сбалансированность Ирана по отношению к сторонам конфликта. Есть и не артикулируемая грань вопроса. Иран прекрасно осознает и нишу Армении в регионе, и проблемы, привнесенные в регион именно «шиитским соседом» — Азербайджаном. А именно — угрозу терроризма на своих границах, существенно разросшееся присутствие нежелательных сил в приаракской полосе — не только турецких, но и израильских, целенаправленную суннизацию и радикализацию населения, возможную смену этнического ландшафта близ своих границ и прочее.

Все это, конечно же, широкая тема для отдельной беседы, выходящей за рамки данного интервью. Но высказывания ряда официальных лиц Ирана говорят об откровенной озабоченности реальностью в регионе, возникшей в результате войны.

ИА Красная Весна: Турецкая пропаганда активно работала против Ирана в ходе 44-дневной карабахской войны. При этом, официальные лица Ирана всеми силами старались замять этот пропагандисткий конфликт. На чем основано такое стремление к единству с Турцией у властей Ирана?

Виктория Аракелова: Ни о каком единстве с Турцией речи здесь нет и быть не может. Даже звучавшие из Ирана реплики о «расширении земель ислама» (Иранский верховный лидер Али Хаменеи заявлял в ноябре 2020 года, что Азербайджану должны вернуть «азербайджанские территории», так как он «имеет право на их освобождение»— прим. ИА Красная Весна) в результате войны — не более чем декоративные заявления, направленные, прежде всего, на внутреннюю, шиитскую аудиторию. Что же касается антииранских турецких выпадов, то стремление Ирана «замять пропагандистский конфликт» однозначно вызвано желанием избежать конфронтации в и без того нестабильном регионе в крайне драматический исторический момент. Нежеланием конфронтации объясняется и сбалансированный комментарий президента Ирана Роухани после одиозного поэтического перформанса Эрдогана.

«Деликатно» трактуя выступление президента Турции как призыв к сотрудничеству двух соседних государств — Ирана и Турции, Роухани, тем не менее, подчеркнул, что территориальная целостность Ирана не может быть поставлена под сомнение, что он в праве выразить протест по этому поводу, что «для иранского народа важен даже миллиметр земли, и каждому следует учитывать это в своих выступлениях».

Кроме того, министр иностранных дел Ирана Джавад Зариф обвинил Эрдогана в социальных сетях, вслед за чем последовали выяснения отношений на уровне дипломатов и т. д. То есть говорить о каком-либо единстве с Турцией в плане взгляда на закавказские реалии я бы точно не стала. А вот противоречий тут множество — и политических, и экономических, и в вопросах региональной безопасности. Более того, агрессивная и провокационная политика Азербайджана уже в послевоенный период только углубляет эти противоречия.

ИА Красная Весна: Власти Ирана заявили о строительстве транспортного коридора Персидский залив — Черное море. Могли бы Вы прокомментировать этот проект? Какова роль Армении в этих планах Ирана? Был бы возможен этот проект без проигрыша Арменией карабахской войны?

Виктория Аракелова: Иран выдвинул инициативу транспортного коридора Персидский залив — Черное море еще в 2016 году, с целью поднять как собственную роль, так и роль стран-участниц проекта (Армении, Болгарии, Грузии, Греции и Ирана) в сфере транзита и международных перевозок в большом регионе и, естественно, позволить партнерам по проекту воспользоваться преференциями.

В апреле нынешнего года в Ереване делегаты пяти упомянутых государств подтвердили свою заинтересованность в разработке и подписании соглашения.

На фоне сегодняшних реалий и для Армении, и для Ирана данный коридор несет минимальные геополитические риски; во всяком случае, они существенно ниже тех, что могут возникнуть при реализации трехстороннего соглашения о разблокировке транспортных путей. Последнее — как раз тот случай, когда мнимая разблокировка может обернуться тотальной зависимостью Армении от коммуникационных путей, контролируемых агрессивными соседями — Азербайджаном и Турцией.

Роль Армении как опции диверсификации транзитных путей для Ирана существенна в плане снижения общих для двух стран геополитических рисков. Ни Азербайджан, ни Турция не скрывают политической составляющей своих коммуникационных прожектов. Более того, Баку, говоря о собственных планах на региональные транзитные пути, позволяет себе откровенно агрессивную риторику в адрес Армении.

Так или иначе, проект, претендующий на категориальную смену логистики в регионе и требующий серьезных по любым меркам вложений, пока на начальном этапе реализации. Так что рассуждать о нем более детально можно будет только, когда он примет реально осязаемые очертания. Был бы он возможен в иных региональных реалиях? В принципе, при наличии соответствующего экономического обоснования, как диверсификация регионального транзита, — в общем-то, да. Но поствоенные реалии существенно увеличили его актуальность с геополитической точки зрения.

ИА Красная Весна: Насколько сильно противодействие армянских западников транзитным и экономическим планам Ирана на Армению?

Виктория Аракелова: Этот вопрос, на мой взгляд, следует рассматривать в общем контексте влияния армянских западников на внешнюю и внутреннюю политику Армении. Влияние это последовательно нарастало и достигло своего пика как раз в предвоенный период.

На тот момент степень недоверия в отношениях между Арменией и ее союзниками и партнерами — не столь важно, идет ли речь об институционно закрепленном союзе (как то отношения с РФ) или естественном в ряде аспектах альянсе (как то отношения с Ираном) — оказалась очень существенной.

Если говорить собственно об армяно-иранских отношенях, то их стабильность оказалась поставленной под сомнение именно благодаря усилиям западников. Чего стоит пролоббированное последними открытие посольства Армении в Израиле буквально за год до начала войны.

Напомню, еще в сентябре 2019 года правительство Армении приняло решение открыть посольство в Израиле, а в феврале 2020 президент Армении подписал указ о переносе резиденции армянского посла в Израиле из Еревана в Тель-Авив. При этом официальный Ереван высказывал уверенность, что открытие посольства в Израиле необходимо для углубления связей между двумя странами. Но дипотношения между Арменией и Израилем были установлены еще в апреле 1992 года, так что основа для углубления связей между государствами существовала и до этого. И совершенно непонятно, чем руководствовались лоббисты открытия посольства в столь критический для Армении момент, если не жалением внести элемент недоверия в ирано-армянские отношения.

В результате, во время войны мы наблюдали, с одной стороны, четко отлаженную систему взаимодействия между Азербайджаном и его союзниками и даже заявившими о своем нейтралитете странами а, с другой стороны, невнятность взаимодействий Армении со своими союзниками, партнерами, дружественными соседями.

Послевоенная реальность с резко возросшими рисками и нестабильностью в регионе, безусловно, постепенно расставляет многое на свои места, но степень доверия — не пункт в договоре, восстановление релевантного уровня отношений требует времени.

Вопрос противодействия транзитным и экономическим планам Ирана на Армению следует рассматривать в том же русле. Это сфера, в которой Армения и Иран выступают естественными союзниками, нуждающимися в диверсификации транзитных путей и, что еще более важно, в экономических проектах такого формата, который никоим образом не повлияет отрицательно на уровень безопасности для обеих стран, не будет нести в себе геополитических рисков.

Я однозначно не отношусь к категории экспертов, считающих, что логистика — превыше всего. Для Армении с ее крайне специфическим положением первичными должны быть вопросы безопасности, а следовательно реалистичными могут выступать лишь те экономические и транзитные планы, которые не поставят страну в зависимость от азербайджано-турецкого тандема, даже если на первый взгляд это ситуация может казаться взаимовыгодной.

Та же специфика ситуации проецируется и на Иран, что позволяет говорить о серьезном взаимном интересе между Арменией и исламской республикой.

ИА Красная Весна: МИД Ирана заявлял, что при эскалации обстановки в Сюнике Иран готов предпринять активные действия. Но Армения пока что игнорирует стремление Тегерана к сотрудничеству. С чем это связано? На что расчет?

Виктория Аракелова: Озабоченность Ирана ситуацией в Сюнике закономерна и понятна. Не совсем понятно, что имеется в виду под активными действиями. Оставляя в стороне одиозную политику нынешней армянской власти, как Вы себе представляете взаимодействие по данному вопросу с иранской стороной?

Если речь идет о грамотной дипломатии со стороны Армении и, как следствие, о возможном политическом давлении Тегерана на Баку — это одно, и это, безусловно, — реалистичный сценарий. Тем более что Тегеран и сам неоднократно подчеркивал, что границы Армении — красная черта для него.

Но ожидать от Ирана активности иного рода, в частности, прямого вмешательства в процесс явно не стоит. Такое можно себе представить разве что в условиях большой, отнюдь не региональной войны, которую пока удается избежать.